Фейри и Дионис

Мы уже обсуждали, что как макро-так и психокосмос строится как «равнодействующая» двух форм проявления – дифференциальной (аполлонической, логосной) и интегральной (дионисийской, потоковой).

Однако дионисийский (ванский по природе), — это не единственный вид потокового бытия, наряду с ним явно заметен и фейрийский (альвско-ангельский по происхождению, пороговый по способу существования) поток. Эти два интегральных миропереживания роднит ощущение жизни как движения, однако они отличаются тем, «что именно» течет, как удерживается целостность потока и каким образом это переживается психикой.

Так общая картина становится трехчастной: Аполлон (номос/счисление), Дионис (жизненный континуум), и фейрийская потоковость (крус — живая форма, не сводимая ни к рассудку, ни к аффектам) составляют три самостоятельных первоначала, отраженных в трех видах творческих сил мироздания – асах, ванах и альвах.

Дионисийская потоковость — это первичная непрерывность становления, та сторона реальности, где события еще не отделены от энергии, где форма «течет» вместе с процессом, и где мир переживается как музыка и танец, резонансы и вибрации. В этом смысле Дионис — это то, что предшествует счислению: пока нет различений и чисел, кипит «голый» порыв к бытию, сама непрерывная ткань, из которой затем локально «извлекаются» события. Именно поэтому Дионисийское начало так легко выражается телом (танцем, опьянением, экстатическим единением), и так же легко вырождается в аддикции, если оно теряет опоры в виде четких форм и дисциплины.

Аполлон, напротив — делает мир постижимым и повторяемым; он превращает «музыку жизни» в гамму и лад. При этом односторонняя аполлоничность приводит к «охлаждению» сознания: человек может безупречно мыслить формами, но все хуже чувствует их содержание, и тогда поток возвращается к нему либо как буря бессознательного, либо — как имитация, симуляция переживаний.

Однако «между» и «за» этими полюсами находится еще «поле альвов» — фейрийская потоковость. Она похожа на дионисийскую тем, что так же «антилинейна» и не придерживается дискретных «ступеней» восприятия. Мы говорили, что фейри воспринимают реальность целостно и континуально, они нелокальны, а информация для них – многомерное «полотно». Однако потоковое сознание фейри — это не дионисийский континуум либидо,  это — поток формы-как-становления, то, что традиционно называется «крус», форма до структуры, «внутреннее звучание» объекта, его способность становиться собой без внешнего давления, но при этом – и противиться распаду. Крус поэтичен и текуч, но он не подразумевает кипения чувств; он ближе к даосскому искусству удерживать целостность, когда реальность меняется, «течет», но все же остается узнаваемой как «та же самая» в своей основе.

Таким образом, можно сказать, что дионисийская (ванская) потоковость – это поток содержания и энергии жизни (переживание вовлеченности, «симфоничность», экстаз становления), которая на проявленном уровне выражается в сильной телесности и инстинктивности, а на уровне психики – как  склонность «разливаться» и охватывать сознание целиком, если для этого «цунами» нет подходящего сосуда формы. Дионисийский поток стремится растворять любые границы, проявляясь как телесно-эмоциональное единение, это – захлестывающая и безудержная «волна жизни» в буквальном смысле. Как имманентные творческие силы, ваны действуют внутри миров, они привносят импульсы метаболизма, симбиоза, «внутренних движений» и — что особенно важно в данном разговоре — прото-магию чувств, делающую материю восприимчивой.

Фейрийская же (альвско-ангельская) потоковость – это, прежде всего, поток формы, формирование текучей реальности — через крус, способность жить в множественности вариантов, не теряя целостности по всем ветвям вариаций; в ней — меньше «опьянения жизнью», но больше точности звучания и навыков навигации по Промежутку. Это текучесть, которая может быть волной, не распадаясь в хаос, и потому остается пригодной для навигации, переходов и сохранения самотождественности.

При этом как дионисийская, так и фейрийская крус-потоковость позволяют человеку получить опыт мира как живого процесса, как самоценного потока, а не как ресурса или объекта эксплуатации. Оба потока по самой своей природе плохо совместимы с ледяной фиксацией: один — потому что слишком жив и метаболичен, другой — потому что слишком текуч и нелокален.

И в силу такой общей «жизненноориентированности» обоих потоков, в реальных встречах, как мы уже упоминали, бывает непросто понять, с кем именно имеешь дело — со стихиалью (ваном/духом места) или с фейри. Будучи родственными и созвучными, эти потоки легко настраиваются друг на друга, и поэтому фейри исторически и онтологически много взаимодействуют с ванами, а в ряде ландшафтов живут в тесной связи с местными духами, так что внешние проявления часто могут быть почти неотличимыми. Мы уже говорили, что иногда даже возникают гибридные и переходные формы, возникающие из пересечения энергий: например, сатиры как продукт “дикого плодородия» фавнов, соединенного с текучестью фейри и лиминальной воинственностью.

Однако тем не менее, принципиальная разница все равно остается: стихиаль — это, в значительной степени, функция и орган природного процесса, она всегда связана с местом и процессами, в то время, как фейри — это существо со свободной волей и социальной природой, способное самостоятельно выбирать, играть, заключать и нарушать договоры по своему желанию. Поэтому очень важно не путать эти два вида существ, особенно, в магической практике, поскольку к фейри нельзя относиться как к «служебной силе природы», а к стихиалям — как к прихотливому «волшебному человечеству», и если фейри могут смертельно обидеться, если им принести приношение, то стихиали – напротив, всегда требуют «даров».

Если человек вступает во взаимодействие со стихиалями и дионисийским потоком, он воспринимает данное место “питающее”: на нем хочется дышать глубже, тело теплеет, энергия становится более плавной и устойчивой, а после ухода остается чувство «укорененности», устойчивый тонус как тела, так и сознания. Если же имеет место взаимодействие с фейри, то место воспринимается как нестабильное, пороговое, на нем меняется восприятие времени, возникают сдвиги внимания, странные совпадения, развивается ощущение наблюдения и «чужого присутствия», а после контакта возникает потребность «собраться», вернуть себе устойчивость.

Еще одним важным практическим моментом является то, что, в силу микрокосмичности человеческого существа, фейрийская потоковость проявляется не только на уровне «физики», но и в психокосмосе. И наряду с аполлоническим (стихия разума) и дионисийским (чувства) первоначалами, над их конфликтом, как третий принцип присутствует альвская структурообразующая потоковость, способность переживать форму как живую и текучую, а поток — как обладающий собственной внутренней основой. В человеке это проявляется как инстинкт, естественное стремление не разрушать живое — анализом а логос — экстазом. Мы уже говорили, что такое стремление – это умение сохранять сосуд, не превращая его в клетку: морфе нужна, но она не должна сковывать поток; поток нужен, но он не должен растворять самость.

Таким же интегралом, но на другом уровне, является и орфическое начало в природе и психике – умение соединять то, что было разделено. Орфический подход «интеграции после расчленения» (спарагмоса) позволяет обрести новую целостность, вернуть потоку форму так, чтобы он не кристаллизовался, и при этом придать форме жизнь так, чтобы она не растворилась. Поэтому фейрийская потоковость проявляется как естественная орфичность природы: она изначально умеет поддерживать форму текучей, не превращая ее ни в лед, ни в пар.

С практической точки зрения, можно выделить разные стратегии действия. Активируя дионисийскую потоковость в себе или в среде, можно получить восстановление живости, чувствительности, телесного резонанса; при этом важно помнить, что если в этом нет меры, сознание будет унесено течением. Активация фейрийской потоковости позволит обрести остроту порогового восприятия, игру совпадений, сдвиги сна и яви; однако если в этом не выстроить внутренней честности и якоря, можно растворить себя в слишком легкой смене форм. При этом, тогда, как ванский поток помогает полноценно жить, то фейрийский учит верно идти.

Из этого можно сделать прикладной вывод: для восстановления сил и здоровья лучше подходит взаимодействие с ванскими энергиями, телесность, сезонность, взаимодействие с природной; для осуществления переходов (кризисы, смена пути, творческие прорывы, навигация по линиям вероятностей) — более полезным может быть фейрийская потоковость, которая, тем не менее, и более рискованная, в ней легко утратить меру, время и ясность. Соответственно, традиционный подход состоит в том, чтобы культивировать орфическую целостность — способность одновременно быть живым (Дионис), трезвым (Аполлон) и текучим, как песня (фейри).

Именно это и позволяет взаимодействовать с природой так, чтобы она придавала силу, а не отбирала её под видом «растворения в потоке». В то же время, современные люди часто пытаются везде действовать как потребитель, явно или косвенно требуя «знаков», «мудрости», «эффектов» и так далее. И вот такое отношение может испортить оба вида потоков сразу: ваны воспринимают его как паразитизм, а фейри — как вторжение.