Пана-всемирье зову, Пастуха, целокупность вселенной,

Небо, и море, и тверди земной всеобъятное царство,

И негасимый огонь; ибо все это – вотчина Пана.

Вскачь, блаженный, гряди, скороход, козопас, сопрестольный

Орам, вакхант, исступление любящий, звездный, по струнам

Космоса бьющий, рождающий лад и гармонию песни.

Ты защищаешь от призраков, сам же для смертных ужасен,

Любишь места водопоев пастушеских, козьи, воловьи.

Зоркий охотник, возлюбленный Эхо, родитель пресветлый

Зелени, с нимфами пляшущий, многоименный всеотче,

Животворящий и плодоносящий Пэан-космократор,

Гротолюбивый, свирепый, воистину Зевс ты Рогатый.

Власти твоей покоряется ширь бесконечная Геи,

Глубь Океана, что землю потоком своим обнимает,

Воздуха область, что общую пищу живущим рождает,

И нестихающий ярый огонь, вседвиженье и радость.

Всё это в длани твоей, всё послушно твоим повеленьям,

Всё изменяет природу свою, если только прикажешь,

Рода людского и космоса целого мудрый кормилец.

Ныне, блаженный, вакхант исступленный, приди к возлияньям

Нашим священным, подай нам прекрасное жизни свершенье,

Ужас панический прочь, за границы земли прогоняя.

(Орфический гимн Пану)

Среди неоднозначных образов, имеющих как Макро-, так и Психокосмическое ключевое значение, видное место принадлежит Великому Козлоногому богу – Пану, которого в широкой литературе нередко умаляют до «пастушьего бога», хотя греки чтили его наравне с Зевсом и Аполлоном, а маги – от орфиков до телемитов – воспевали в своих гимнах.

Мифология Пана весьма разнородна – его описывают то как одного из «младших» богов, сына Гермеса, то – как сына (или даже молочного брата а то – и как альтер эго) Зевса, а в наиболее эзотерических представлениях – считают Древним, Саморожденным Принципом Всеединства, проявляющим себя как хтоническая, пред-разумная (а потому – предстающая как животная) основа самого потока жизни.

Для Кроули (на похоронах которого, как известно, читали именно его «Гимн Пану») Козлоногий бог – олицетворение самого Желания, двигателя жизни и всего мирового процесса.

Среди мифологических черт Пана обратим внимание на несколько важных:

1. Все мифы сходятся в том, что боги не чувствуют никакого превосходства над Паном, несмотря на его «уродливый» облик;
2. Пан может то, что не под силу даже Зевсу – нагонять «панику» — коллективный неконтролируемый страх – даже на титанов;
3. Пан противостоит (а иногда дополняет) Эроту;
4. Пан всегда в движении, он не знает остановок, лишь ненадолго засыпая в полдень – самое «ясное» время суток.

Таким образом, по самой своей природе Пан выражает объединяющее начало природы: будучи даже рассмотрен как «пастух», в самой «нижней» своей ипостаси, он все равно выполняет функцию удерживания отдельных элементов (коз, овец) в виде совокупности, целостности («стада»). В этом смысле Пан, конечно, близок образам кельтского Кернунноса и славянского Велеса. Еще более выражена эта черта в коллективной панике, которую может насылать этот бог – существа забывают обо всем, и, объятые ужасом, также несутся единым потоком прочь от источника своего страха. В этом смысле можно провести параллель с так называемым «водным перемирием», когда во время засушливого сезона хищники и их жертвы мирно пьют воду из последних оставшихся водоемов. Согласно римскому мифографу Гаю Гигину («Когда боги были в Египте, страшась огромного Тифона, Пан велел им превратиться в диких зверей, чтобы легче было обмануть его»), именно от Пана исходят зооморфные (то есть, неродственные человеческому) образы богов.

Поскольку именно отдельность, противопоставление одной части мироздания, одного существа – другим, лежит в основе дисгармоничности существования и является причиной множества дестракторов, образ Пана для мага может быть мощным трансформационным инструментом, помогающим преодолеть деструктивные проявления самовыделения и вернуть его в состояние процесса, потока, рассмотренного в одном из его индивидуальных сечений.

Если сознанию удается отыскать, идентифицировать ту силу, которая объектируется в образе Пана, оно может индуцировать ее и в себе самом, таким образом, переходя от существования в раздробленности к движению в Потоке.

В этом смысле Пан (как альтернатива Эросу) выражает именно неслиянное, «квантовое» движение потока отдельных элементов, не противопоставляющих себя друг другу, но интегрированных в общее поле. Если Эрос (как полный антипод Нахаша) все-таки вызывает стремление к слиянию, полному объединению элементов, то Пан оставляет за ними возможность самовыражения, самоопределения, и в этом – проявление его «герметической» (то есть, сродственной дифференцирующему началу) природы. Недаром, согласно мифам, именно Пан научил Аполлона прорицаниям – для того, чтобы проявить интуитивные способности, разуму необходима определенная интегративная способность.

Образ Пана — это «мужское объединение», в том смысле, что оно сочетается с идентификацией, определением, не подразумевает растворения и поглощения. Именно в этом смысле Пана одновременно считали и богом мрака, ночным богом, засыпающим в полдень, и дневной силой, соперничающей с Аполлоном. Многие образы Козлоногого подчеркивают эту его «фалличность», а многочисленные мифы о влюбленностях Пана в различных нимф дополняют представление об экспансивном характере его силы.

Для того, чтобы преодолеть силу самопротивопоставления, и не впасть при этом в растворение, необходимо обнаружить и актуализировать в сознании то стремление к симфоничности, синархии, которое так ярко выражено в образе Пана (недаром именно Пан – изобретатель семинотной свирели). При этом, конечно, для равновесия и гармонии этого потока необходимо и ощущение космичности, упорядоченности, иерархичности (которое отражается в образе Зевса), и четкое понимание происходящего (которое придает Аполлон).

Таким образом, для мага, центрирующего свое сознание на восприятии единства в многообразии, ценящего разнообразие, но и не отрицающего единства, образ Пана и следующие из него принципы оказываются ценнейшим инструментом для актуализации в себе силы плеромности, стремления к «слиянию без смешения».